На блоге акции продолжаются публикации материалов, касающихся жизни и творчества Николая Рубцова. Ждем информацию для размещения по адресу: tendryakovka@ya.ru

пятница, 12 февраля 2016 г.

СВЕТЛЫЕ ЗВЁЗДЫ ГОРЯТ... (Образ Николая Рубцова в творчестве поэтов-вологжан)

Андрей Смолин, г. Вологда

Если только буду знаменит...
(Н. Рубцов)

Только очень значительные (или гениальные) поэты получают посмертную славу несравненно более яркую, чем сопутствовала им при жизни. Даже великие А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Ф. И. Тютчев, С. А. Есенин не имели и толики всеобщего признания, доходящего порой до обожествления, которое пришло к ним после их вознесенья в мир горний.
Не исключение в этом ряду и выдающийся поэт второй половины ХХ века Николай Михайлович Рубцов. Признание среди коллег-литераторов он получил сразу после первых своих публикаций в Москве. Но всенародная слава, как это не горько осознавать, пришла к нему после его неожиданной гибели.
Одной из важных составляющих этой славы является осмысление судьбы и литературного наследия поэта в творчестве других писателей. Уже известно больше 300 стихотворений (их число не поддаётся точному учёту исследователем-одиночкой), в которых присутствуют образ самого Николая Рубцова или развиваются мотивы его творчества. Немало в этом ряду, выделим это особо, эпитафий нашему земляку. Строго говоря, эпитафии, как литературный жанр, требуется вывести из разряда поэтических посвящений. Но думается, что и они создают неповторимый образ Н. Рубцова в русской поэзии, всемерно расширяя его посмертную славу...
Первые дружеские посвящения Н. Рубцову были сделаны ещё участниками литературного объединения при газете «На страже Заполярья». Поразительно, но даже в коллективном посвящении к пародии «Берёзка заполярная» было обозначено так: «Н. Рубцову и прочим поэтам, воспевшим заполярную берёзку (список бесконечен)». Но как прозорлив оказался тот, кто сделал эту надпись, разделив Н. Рубцова... и «прочих поэтов». Наверное, его рукой водило вселенское провиденье.

Ну, а образ поэта Н. Рубцова, по-видимому, впервые появляется в стихотворении Станислава Куняева, созданном ещё в 1964 году:
Если жизнь начать сначала —
В тот же день уеду я
С Ярославского вокзала
В вологодские края.
Перееду через реку,
Через тысячу ручьёв
Прямо в гости к человеку
По фамилии Рубцов...
Здесь намечены лишь отправные точки нашей темы. Как уже отчетливо представляется, она не имеет видимых границ. Поэтому рамки нашего разговора придётся очертить определённым кругом авторов. Будем говорить только о тех, кто связан с Вологодчиной...
Так вот, почти все поэты-вологжане, которые вступили в творческую зрелость после Рубцова, будто бы преследовалось одним выводом литературной критики: всё, что вы пишите — это подражание (говорилось и резче — эпигонство) Рубцову (через него, отчасти, и Сергею Есенину).
Уже, впрочем, как-то забылось, что сам Николай Рубцов был долгое время под подозрением у литературных «приват-доцентов»: откуда же пошла его-то традиционность, в чём его новаторство для современной поэзии? Споры были бесконечными и жаркими.
Совсем недавно, словно перечеркивая все эти разговоры, литературный критик Андрей Грунтовский сообщил отчасти изумлённому читателю: «Рубцов ещё во многом не прочитан. Отнюдь не только десяток-другой постоянно цитируемых стихов делают Рубцова Рубцовым. Почти всё его зрелое творчество носит печать необычайной, не проявленной до конца благодати...». Далее критик уверенно выводит поэзию Рубцова из северного фольклора и «народного богословия». Аргументация критика довольно убедительна, оспорить её бывает трудно, хотя и согласиться с ней полностью тоже нельзя. Тогда мы выходим на новое «упрощение» творческого наследия выдающегося поэта.
На первый взгляд, всё это междусобойчик критиков, а поэзия вообще, и Рубцова, в частности, существует сама по себе, ей дела нет до теоретических изысков. Всё это так. Но есть уверенность, что поскольку мы «не договорили» ещё и о Рубцове, то последующие поколения русских поэтов тем более остаются как бы «бесхозными», то есть выпадающими из истории литературы.
Между тем, сейчас важно замолвить новое слово о новаторстве Николая Рубцова в русской поэзии. Это никогда не было особым акцентом в диалогах о поэте. Однако же сами эмоционально-лингвистические определения его поэзии, такие как «выдающаяся», «долгожданная», «органическая», (иногда — «гениальная»), должны бы подсказывать нам, что у поэзии Рубцова есть черты новаторства. А какие? Поставит ли этот вопрос кого-то в тупик? Если нет, значит, действительно место Николая Рубцова в современной поэзии уже определено.
Ведь не будешь спорить с тем, что Рубцов в своей идейно-художественной позиции шёл от ощущения, что в мире господствует высшая гармония, которую необходимо закрепить в поэтическом слове. Как и с тем, что, по мнению Рубцова, человек — только часть природы, её составная часть, что определяет наличие у «гомо сапиенс» высшей духовности, а не только материалистических знаний.
И это вновь стало утверждаться в ту пору, когда космос («небесные силы») стал осязаемой реальностью земного бытования (первые полёты в космос не только аппаратов, но и человека). Рубцов же увидел совсем другое: его возвращение к русскому «крестьянскому космосу», его ценностям, вдруг стало (будем говорить так: почти на пороге новой эры, техногенной и взрывоопасной по своим законам развития, сумасшедшей в своём разрыве человека с природой), сущим откровением для его читателей. А они, тем временем, закинув головы, смотрели не на звёзды, а тем более, не на «сон столетий, божий храм», а на жёлтый мигающий прожектор очередного спутника, несущегося посреди ночного неба.
А тут:
...О, Русь — великий звездочёт!
Как звезд не свергнуть с высоты,
Так век неслышно протечёт,
Не тронув этой красоты,
Как будто древний этот вид
Раз навсегда запечатлён
В душе, которая хранит
Всю красоту былых времён...
Истинный поэт, а Рубцов, без сомнения, таковым был и остаётся в истории русской литературы, всегда отражает своё время. Не смотря на противоречия и сложности своей эпохи, он стремился создать свою гармонию своего времени. Будем откровенны, в той эпохе удалось это только Николаю Рубцову.
Другой стороной новаторства Рубцова в то время стала кажущиеся «неслыханная простота» (Пастернак) его поэтических средств, мелодическая и напевно-ритмическая в своей естественной основе, в реалистически-жизненной достоверности сюжетов. Ну, что могло быть проще, а это трогает душу, как сокровенная лирическая песня:
У сгнившей лесной избушки,
Меж белых стволов бродя,
Люблю собирать волнушки
На склоне осеннего дня...
И словно душа простая
Проносится в мире чудес,
Как птиц одинокая стая
Под куполом светлых небес...
В русской поэзии много светлых строф. Но посмотрите, как фонической инструментовкой на «с» и «е» Рубцов словно ещё больше добавляет именно верхнего — горнего — света. Читатель ощущает это подсознательно. И ту же: что может быть проще, чем «собирать волнушки на склоне осеннего дня»? Кажется, что сюжетный зачин никак не должен бы выводить наше настроение к чему-то необычному, точнее — к духовному. Ан нет, идёт светлая волна небесного созерцания и обновления души. Такова сила рубцовского стиха.
Тут сокрыта тайна поэта, которую и попытались разгадать все, кто попал под обаяние его стихов. Это тем более касается поэтов, которые связали свою судьбу с Вологодчиной; жить здесь и не знать стихи поэта-земляка, это тут пример дурного вкуса.
Почти все из них, так или иначе, продекларировали свою приверженность поэзии Николая Рубцова. У каждого есть стихотворение, посвященное памяти поэта или с упоминанием Рубцова, как «образа». Это массовое явление.
«Рубцовская» стезя занимает особое место в творчестве поэтов-вологжан. Это вполне объяснимо. Так сложилось, что именно к середине 1960-х годов немалый отряд молодых тогда литераторов заявил о себе первыми поэтическими книгами или дебютными публикациями в областной печати. Назовём такие имена: Александр Романов, Василий Белов (их книжные дебюты, правда, пришлись ещё на 1950-е годы), Игорь Тихонов, Ольга Фокина, Виктор Коротаев, Нина Груздева, Сергей Чухин, Антонина Каютина, Леонид Патралов, Наталья Маслова, Герман Александров, Нинель Старичкова, Виктор Лапшин, Леонид Беляев...
В это самое время и Рубцов принял окончательное решение поселиться на родине своих предков: сначала — в селе Никольском Тотемского района, а потом и в Вологде. Так почти стихийно образовался «вологодский» круг близких по творческому духу и по возрасту стихотворцев, центром которого довольно быстро стал Николай Михайлович, как признанный и состоявшийся к тому времени поэтический талант. А то из некоторых воспоминаний складывается впечатление, что в Вологде вокруг Рубцова был какой-то творческий и житейски-бытовой вакуум, который только усугублял его одиночество. Как видим, это далеко от истины.
На самом деле, это был один большой «котёл» творческой молодёжи Вологды 1960-х годов. Где всё кипело: и сердечная дружба, и высокие порывы творчества, и болезненные самолюбия, и тайная неприязнь и завистливость, и даже, есть такие свидетельства, доносы друг на друга. Такова была общественная атмосфера того времени. Её необходимо знать, чтобы понять истинные мотивы поэзии не только Николая Рубцова, но и тех поэтов, которые вознамерились потом использовать его образ в своих произведениях.
Посвящения поэтов друг другу известны с незапамятных времён. Это дань особого расположения или признание заслуг, например, ученика своему наставнику. В тоже же время, это дело очень деликатное. Например, Николай Рубцов испрашивал разрешения посвятить свои «Осенние этюды» у Александра Яшина, а стихотворение «Тихая моя родина» у Василия Белова. А с другой стороны, Рубцов сам снял посвящение своему московскому товарищу Вл. Соколову к стихотворению «Звезда полей», когда поэты разошлись по разным «идейным» кружкам.
Словом, не всё тут так и просто.
* * *
Из известных нам посвящений Н. Рубцову поэтов-вологжан, одним из первых нужно считать стихотворение Сергея Чухина «Уходим за последними грибами...». На поверхностный взгляд довольно бесхитростное, оно, как представляется, несёт глубокий смысловой подтекст. Давайте прочитаем его внимательно?:
Уходим за последними грибами
Под крапающим изредка дождём.
Хотя отлично понимаем сами,
Что ничего сегодня не найдём.
Уходим за последними грибами,
И для согрева пробуем бежать,
И сигаретки тёплые губами
Стараемся подольше подержать.
На пустоши давно ли огребали
Просушенное сено... А сейчас
Уходим за последними грибами —
За первыми ходили и без нас.
Это стихотворение С. Чухина нельзя отнести к лучшим или программным в его творческом наследии. Оно и выделяется в первую очередь тем, что ему предпослано посвящение: Н. Рубцову. И тем, что в нём даётся отражение одного из психо-эмоциональных состояний его «лирических героев». При этом объединённых как бы в одно целое: оба понимают ситуацию одинаково, разногласий нет.
Интерпретация любого стихотворения должна опираться на текст. Прежде всего, привлекает множественное число действующих лиц. Местоимения «мы» нет, хотя оно, безусловно, подразумевается. Но кто эти — «мы»? Читатель, по-видимому, должен знать, что поэты Николай Рубцов и Сергей Чухин, бывшие в жизни добрыми друзьями, не раз и не два отправлялись вдвоём на «грибную» охоту. Выходит, что С. Чухин взял за основу сюжета простой бытовой случай: ну да, друзья припозднились за грибами, с кем не бывает. А поход-то бесцелен: заведомо есть понимание, что грибов-то уже нет...
Дальше отметим, что С. Чухин отказался от стихоразделов между строфами, стихотворение воспринимается единым текстом. Но его композиционная организация, всё-таки, строфы подразумевает. Третья строфа неожиданно сбивает настрой читателя на продолжение сюжета: что же там будет дальше? Вдруг появляются эти «пустошь», «просушенное сено»... Сразу видно нарушение логических цепочек всего образного ряда: не очень понятно, как могут быть связаны между собой сенокос и грибная «охота»? «Сенокос» тут и годится скорее как категория времени: вот, кажется, давно ли он был, а сколько дней, потраченных впустую, уже прошло! Тогда «просушенное сено» воспринимается скорее как метафора каких-то прежних трудовых достижений. Правда, есть и иной смысл: за первыми грибами в северных областях и ходят как раз после завершения сенокоса.
Всё бы это было понятно, но автор не даёт нам главного «ключа» для истинного погружения в его текст. Он словно бы отключил эмоции. Не ясно: довольны ли друзья тем обстоятельством, что пошли за «последними грибами» в поздние сроки или смущены своим опозданием? Нет ли в них раздражения, что всё остальные успевают за «первыми», а им не достаётся даже «последних»? С. Чухин оставляет возможность для предположений в этом плане, как бы включая механизм обратной связи: думай, читатель, думай!
Так в чём же возможный «подтекст» стихотворения «Уходим за последними грибами...»?
Давайте ещё раз обратимся к образному ряду данного стихотворения. Как ассоциативно можно понять чухинские «грибы»? Житейский опыт подсказывает, что «грибы» в первую очередь — это награда за усилия. В народе так и говорят: грибы на дороге не растут. Сюда же примыкает смысл всеобщего признания, скажем, «лучшего грибника». Хорошо известно, что в жизни Николай Рубцов был заядлым и первостатейным грибником, об этом есть во многих воспоминаниях о нём. Но Сергей Чухин бытовое и житейское значение опускает, иначе бы «лирические герои» стихотворения вполне могли набрать полные корзины даже на «оборышах». Но этого нет, значит, и нет признания...
Но ещё большего внимания заслуживает эпитет к «грибам» последние. Что нам это напоминает? Да, последние вопросы в этой жизни (М. М. Бахтин)! По сути, главные вопросы земного бытия.
На эту мысль наталкивает стихотворение другого вологодского поэта. Судя по всему, Виктор Коротаев писал его в перекличке со стихотворением Сергея Чухина. Тут даже не важно, кто первым затеял разговор. Очевидно, что поэты дополняют друг друга. Давайте прочитаем и стихотворение В. Коротаева. А название у него такое: «Николаю Рубцову»... Написано оно было ещё при жизни поэта.
Всех мучили какие-то вопросы,
У всех чего было на уме.
А рядом подгулявшие матросы
Плясали после вахты
На корме.
Дымили запрокинутые трубы,
Горел, как полагается огонь,
Девчонкам заговаривала зубы
Бывалая матросская гармонь.
И так светились тающие шпили,
И так вода кипела у винта,
Что волны полногрудые ходили,
Как пьяные
У самого борта.
Не находя душе горящей места,
На плясунов смотря за стороны,
Мы радовались тихо,
Что хоть здесь-то
Вопросы все
Пока разрешены.
Опять, как и в стихотворении С. Чухина, «бытовая» сцена. Но Виктор Коротаев более открыт в своём сюжете. Он прямо начинает: всех мучили «какие-то вопросы», и что-то было на уме у «всех». Поскольку дальше возникает оппозиция этих «всех» с «простым» народом, видимо, матросами и пассажирами теплохода, то эти «все»... не как все! Значит, поэты? Похоже, похоже... Обратим внимание, что снова есть соединение кругозора автора и Николая Рубцова: будто бы всю сцену видит один человек. Это важный нюанс. Его мы уже отмечали при чтении стихотворения С. Чухина.
Да, образ Николая Рубцова в этих стихотворениях не проявлен отчетливо, как бы в зрительных очертаниях. Отметим, что написанные при жизни поэта (а всего скорее, и читанные им), они лишены той трагической ноты, которая потом почти всегда будет присутствовать в посвящениях Рубцову. Оба стихотворения скорее настраивают на элегический лад. Значит, прототип «лирического героя» вызывал скорее размышления о смысле жизни, чем о её завершении. Вот какой вывод нужно сделать при чтении этих стихов. Казалось, что до трагедии ещё далеко, нет тут пафоса трагедии.
Однако и без этого не обошлось. Обратимся к другому стихотворению Виктора Коротаева. Со слов автора известно, что начал он его писать ещё при жизни Николая Рубцова. Мы впервые видим зримый образ поэта, хотя и несколько утрированный. Ну, кто бы о взрослом человеке сказал: «...как, пятимесячный ребёнок», «прост, как погремушечка его»?.. Но, что есть то и есть:
Потеряем скоро человека,
В этот мир забредшего шутя.
У законодательного века
Вечно незаконное дитя.
Тридцать с лишним лет как из пелёнок,
Он, помимо прочего всего,
Лыс, как пятимесячный ребёнок,
Прост, как погремушечка его.
Ходит он по улицам Державы,
Дышит с нами Временем одним,
Уважает все его Уставы,
Но живёт, однако, по своим.
«Как сказал он! Как опять слукавил!» —
Шепчут про него со всех сторон.
Словно исключение из правил,
Он особым светом озарён.
Только на лице вечерне-зыбком
Проступает резче что ни день
Сквозь его беспечную улыбку
Грозная трагическая тень.
И не видеть мы её не вправе,
И смотреть нам на неё невмочь,
И бессильны что-нибудь исправить,
И не в силах чем-нибудь помочь.
В нашем мире риска и дерзанья,
Где в чести борьба да неуют,
Эти отрешённые созданья,
Как закаты, долго не живут.
Было, по-видимому, предчувствие, что «эти созданья» «долго не живут». Но есть и другое: впервые появляется тема «особости» поэта среди своего народа и времени. «Он особым светом озарён» — сказано ведь ещё при жизни Рубцова. И ему, Рубцову, дано свыше нести этот свет своим читателям, отвергая всё бытовое, наносное, чем характеризовалась та эпоха.
Эта тема звучит и в стихотворении Василия Белова. История его привлекает наше внимание. Известно, что написанное почти сразу после похорон Н. Рубцова, оно долго хранилось в архиве В. И. Белова. А было опубликовано впервые в конце 1980-х годов. На то были причины. В. Белов, как представляется, справедливо полагал, что цепкое око советского цензора увидит в этом стихотворении сотрясение основ советского строя. Ибо многие символы той эпохи, например, Ленин (впрямую не названный), мавзолей, звёзды над Кремлём, явно встают в оппозицию к «светилу полей» над Угором, что аллюзией надо воспринимать как место последнего приюта Александра Яшина. Вот это стихотворение, названное автором «На смерть Николая Рубцова»:
О, как мне осилить такую беду —
Явилась и тучей нависла.
Не скроюсь нигде, никуда не уйду
От этого подлого смысла.
Подсчитано всё, даже сны и шаги.
Как холят тебя и как любят!
Но губят меня не они, не враги, —
Друзья уходящие губят.
Как будто позор предстоящего дня
Узнали и — рады стараться —
Один за другим, не жалея меня,
В родимую землю ложатся.
Мне страшно без них!
Я не вижу ни зги,
Ступаю, не чувствуя тверди.
Кого заклинать: не отринь,
помоги,
В безжалостный час не отвергни?
Ни Бога, ни Родины...
Лишь Мавзолей
И звёзды, воспетые хором.
И тихо мерцая, светило полей
Горит над бессонным Угором.
Очень сложное стихотворение. В данном случае, нет смысла расшифровывать весь его образный ряд. Тут, с одной стороны, придётся раскрывать очевидные вещи, например, что уход друзей А. Яшина и Н. Рубцова автор воспринимает, как настоящую беду, подлинное горе. А с другой, он пытается понять что-то сущее в самом строе той эпохи, что эмоционально-обострённо выражено в таких словах: «Ни Бога, ни Родины...». Если с «Богом» в сугубо атеистической стране ещё можно разобраться, то, что имеет в виду В. Белов, когда говорит о «Родине», наверное, ведомо было только ему самому. Всего скорей, он в душе зреет «крестьянскую» Россию, но никак не «СССР», которую не может принять за свою Отчизну... Впрочем, это только предположения, ибо, повторюсь, тут автором заложены очень сложные чувствования и настроения. Нам важно, что они возникают в связи с Николаем Рубцовым, что косвенно говорит о том, что мировоззренческие позиции Н. Рубцова и В. Белова были вполне сопоставимыми.
Из других стихотворений, посвященных Рубцову, очень заметно выделяется произведение Нины Груздевой, одной из подруг поэта в его «вологодском» круге. Это своеобразные воспоминания о том времени:
Мы были бездомными, Коля,
Но словно родная семья,
И те, кто не знал этой доли,
К нам не набивались в друзья.
Все вместе ходили мы к Неле —
В семейный налаженный быт,
А после брели еле-еле —
В общагу меня проводить.
Сказал разволнованный Чухин,
Нашедший у бабки приют:
— Вот ходят какие-то слухи,
Что нам по квартире дают!
И ты усмехнулся, невесел,
Прервав размышления нить:
— Серёжа и уши развесил.
Ключи не забудь получить!
А годы неслись молодые,
И были с тобою друзья,
Такие простые, земные,
Как Неля, Серёжа и я.
Спрошу я у Господа Бога,
За душу себя теребя:
Откуда сегодня так много
Друзей развелось у тебя?
И пишут, и пишут, и пишут,
И хвастают, совести нет,
А дали бы вовремя крышу -
И жил бы великий поэт!
Скажем так: в этом стихотворении есть некоторое «перетягивание одеяла» на свою сторону. Кстати, ведь хорошо, что «пишут, и пишут, и пишут»... Этим и создаётся объём памяти о Н. Рубцове. В данном случае, нельзя говорить о том, что истина узурпирована только кем-то одним. Хотя никто и не будет отрицать, что Сергей Чухин, Нина Груздева, Нелли Старичкова («лирические герои» данного стихотворения), конечно, одни из тех друзей, которые были, вероятно, наиболее близки Н. Рубцову в его вологодский период жизни. Вероятно, но Н. Груздева могла и не представлять, какой широкий «круг» был вокруг Рубцова в Вологде. Это надо учитывать при интерпретации этого произведения.
Например, известно, что сам Рубцов одним из своих первых друзей в Вологде признавал Германа Александрова, который в тяжелые минуты жизни поэта не раз оказывал ему домашний уют. И нельзя сомневаться в искренности стихотворения этого поэта, к сожалению, из-за своей ранней гибели, так и не достигшего вершин творческой зрелости. Вот его стихотворение:
Какая свирепая вьюга,
Какая зловещая ночь.
Нет больше Поэта и Друга,
И горю ничем не помочь.
Ничем не восполнить утраты,
Постигшей тебя и меня,
Но разве он в том виноватый,
Что было в нем столько огня,
Что в жизни, нередко жестокой,
А то непонятно чужой,
Порою такой одинокой
Других согревал он душой.
И нежные песни сыновьи
О Родине пел дорогой
Со всею своею любовью,
Со всею своею тоской!
Как видим, возникают всё новые грани восприятия и самого Н. Рубцова, и особенностей его жизни. Это тем более важно, что такие строки писал человек, проживший почти такую же жизнь, как и Рубцов.
Придётся, наверное, остановиться, чтобы дать «голос» поэтам-вологжанам других поколений...
* * *
Для начала скажу так: влияние творчества Рубцова на поэтов следующего поколения, живущих в Вологде, было просто органично по-житейски. Они, придя в литературу, тут же попадали в круг друзей-соратников Николая Рубцова. Это: Александр Романов, Василий Белов, Ольга Фокина, Сергей Багров, Виктор Коротаев, Нина Груздева, Сергей Чухин, Леонид Беляев и другие.
Поневоле могло показаться, что и сам Рубцов где-то рядом, ещё живой, настолько духом его поэзии и судьбы была пронизана вся литературная атмосфера Вологодчины. И стоит его найти, допустим, в добровольном «затворничестве», как он будет руководителем литобъединения, напишет рецензию или напутственное слово к дебютной книге. А если зайти в «союз писателей», то можно запросто посидеть с ним на большом, чёрной кожи, диване и распить «чашечку чая»... Тут, как видите, нет даже сослагательного наклонения, настолько реально это было, особенно, при некоторых избытках воображения.
Для иллюстрации предыдущего абзаца я приведу следующее стихотворение. Автор его — Лидия Теплова. Это очень хорошее стихотворение, его стоит прочитать повнимательней.
А солнышко с утра
Всё выше —
С цветка, на спинку стрекозы.
Дари, Всевышнее,
Тепло и свет
Проснувшейся земле.
Такая к сердцу
Подступила нега!
Я к солнцу обернулася лицом:
Слепящее, великое
Святое —
Источник жизни
Прямо предо мной.
Нет сил смотреть.
Глаза рукой закрыла.
Прекрасное,
А как его увидеть?
Сквозь стёклышко,
Измазанное сажей?
На жизнь сквозь смерть?! —
Ведь сажа — это гарь —
Былого дерева
Печальные останки.
Что мы поняли? Предположим, мы не знаем посвящения к этому стихотворению. И тогда ассоциативно можно предположить, что здесь разговор о сложностях взаимоотношений Природы (солнце — природное явление) и человека (стёклышко — продукт его деятельности). «Стёклышко» в саже — пограничная черта в этих отношениях. «Пожар», который творит человек в природе, не позволяет полностью стать ему частью самой Природы, скорее, он — погубитель её. Тут есть своеобразная глубина философской лирики, разве не так?
Но наши размышления резко меняются, когда читаем в посвящении: Н. Рубцову. Заметим, без ремарки — «памяти». То есть, это посвящение живущему человеку здесь и сейчас. Можно допустить, что Лидия Теплова написала своё стихотворение ещё при жизни поэта-предшественника. Хотя это вряд ли: отчетливо видна поэтика зрелого стихотворца, а не семнадцатилетней девушки.
Так вот, «солнце», конечно, это — Рубцов. И он живой, как самое настоящее солнце! Л. Теплова даже не представляет, как можно смотреть на него сквозь «сажу» смерти! Это отрицает возмущённая душа Л. Тепловой. Тем более, что «солнце» — источник жизни для неё! Не больше, не меньше... Понятно, не сам Рубцов, а его поэзия влияет на умонастроения поэтессы. Но показательно: для неё он живой, о чём мы и говорили несколько выше по схожему поводу.
Но продолжу дальше по заданной теме.
Вот Виталий Серков и его стихотворение «Памяти Н. Рубцова»:
Склоняя голову к гармошке,
Он так отчаянно играл
И пел о клюкве и морошке,
Аккорды жалобные брал.
Про журавлей он пел, про море,
Про боль «в прокуренной груди».
В глазах же виделось немое:
А что же, что же впереди?
Гонимый ветром и судьбою
И не найдя покоя, вновь
Он пел про небо голубое
И неудачную любовь.
Про то, что время скоротечно,
А жизнь — лишь скорая езда.
И в мир иной ушёл навечно,
Как пролетевшая звезда.
Тут очевиден один из первых и очевидных посылов к постижению поэзии Николая Рубцова: его беспокойная жизнь и поэтическая судьба. И одновременно попытка ухватить самые важные, на взгляд В. Серкова, темы творчества поэта-предшественника.
Другой пример употребления «образа» Рубцова появляется у Елены Саблиной. Она пытается понять свою судьбу, сталкивая своё городское бытиё с поэтическими воззрениями на мир русской души. Интересно, что «край мой», как и «земля отцов» — это пространство нашей родины, постигнутое через поэзию. В ином случае, третья строфа приобретает несколько пародийный характер, особенно, в этом бесстрастно-информационном изложении. Но, как мне кажется, Е. Саблина избежала такой двусмысленности для внимательного читателя: отчетливо видно столкновение двух мировоззренческих позиций.
Я завидую бабе с косой:
Хорошо ей, большой и босой,
Жить в избушке с кривым потолком,
С непутёвым своим мужиком.
У меня же иная судьба:
За окном — заводская труба,
И дрожит всякий раз поутру
Чахлый кустик на зябком ветру.
Как приволен мой край и широк,
Мне поведали Пушкин и Блок.
В том же духе про землю отцов
Рассказал незабвенный Рубцов.
И опять и опять поутру
Чахлый кустик дрожит на ветру.
Прижимаясь к ограде косой,
Я завидую бабе босой.
Юрий Максин ищёт на примере поэта-предшественника философско-теологические объяснения причин трагических судеб поэтов в России. Вот его диптих «Памяти Николая Рубцова»:
1
Всё увидят,
оценят, осудят,
издадут не один яркий том.
Жаль,
что даже хорошие люди
по достоинству ценят —
потом.
Неприкаянной жизни стезя
довела до бессмертья Рубцова,
ничего в ней
исправить нельзя,
как из песни
не выкинуть слова.
Узаконился ранний уход.
В день печали
стихом помяни.
Неживучий поэты народ,
Русь, Россия, храни их,
храни...
2
Убийцею Бог наделяет
лишь тех,
кого любит всерьёз,
как будто не чует,
не знает, что скоро
ослепнет от слёз.
И, смертию смерть попирая,
в назначенный гению срок
возносит
и преображает
и дарит бессмертие —
Бог.
А вот Вячеслав Белков и его стихотворение «Рубцов». Это стихотворение выделяется на фоне многих подобных по этой теме. Мы можем и не знать, чем вызван странный на первый взгляд заключительный аккорд этого стихотворения: «Мне хочется спать...» Он слишком неожиданно выводит на ассоциативное постижение запредельного мира, ведь внутри-то стихотворения и так рассказывается о сне с Рубцовым, который случится в будущем. Но чувство очевидной предопределённости трагедии не только Рубцова, но и автора этого стихотворения не покидает и сейчас. Но больше тревожит душу другой вопрос: «За что мне, зачем мне всё это?» А что — всё? «Сон» о Рубцове, который мог преследовать и преследовал В. Белкова всю жизнь даже наяву... Или понимание того, что «нам не дойти до конца»? Самой жизни или постижения тайн поэзии? Признаюсь, что я бы не решился дать однозначные ответы на вопросы, заданные Вячеславом Белковым. Быть может, они найдутся у читателей этого стихотворения.
Над Вологдой кружатся листья,
Такой хоровод золотой.
Спокойно. И только, как выстрел,
Крик ворона над головой.
Пророчит суровая птица,
Что нам не дойти до конца.
Темнеет. А ночью приснится
Овал дорого лица.
Не женщины и не ребёнка —
Рубцова лицо и глаза.
Овал удивительно тонкий
И карей усмешка гроза.
Приснится судьбина поэта,
Метель снеговая опять.
За что мне, зачем мне всё это?
Мне хочется спать...
Очень необычное стихотворение на тему «поэт и читатель» создаёт Владислав Кокорин.
Рубцова у читателей... воруют,
Загнавшие его в кладбищенский приют.
Они всю жизнь талантами торгуют,
Вот и теперь Рубцова продают.
И шустрый шоумен, и пошлая певичка,
Эстрадно-инородные дельцы,
Они по сцене скачут по привычке.
Что им Рубцов? Платили бы «бабцы»!
Заплатят больше — станут петь псалмы
В заморской «туристической палатке».
С них, вертопрахов, нынче взятки гладки.
А что же мы? Что замолчали мы?!
Он наш, Рубцов! И каждому из нас
Достались в жизни родственные муки,
(Не по законам рыночной науки
Под вездесущей лейблой «адидас»).
Твердили мы везде, всегда и всем,
Не признавая «интересов узких»,
Что сказанное «не совсем по-русски»
Как раз и есть нерусское совсем!
Так будь же гордым, русский человек!
Тебе дано вселенское призванье:
Родное слово сохранить навек
И защитить его от поруганья!
................................................
Он говорил: вопрос совсем не в том,
Что мы уйдём из жизни быстротечной...
Но что-то в ней останется навечно.
Вот для того, наверно, и живём.
Это одно из тех стихотворений, которое ныне вызывает множество разнообразных (часто — грустных) настроений и раздумий. На первый взгляд, здесь протест против использования имени и поэзии Николая Рубцова в целях личного обогащения «королями» современной эстрады. Трудно оценить, насколько стихи Рубцова являются «расхожей монетой» на сегодняшней эстраде, хотя время от времени, особенно, в дни рубцовских юбилеев, такие подозрения имеют под собой основания.
Тут нужно без излишнего пафоса согласиться с Андреем Грунтовским: «Посмертная слава Рубцова привела к тому, что за него ухватились профессиональные композиторы: Бог им судья — не ведали, что творят. Мы не говорим уже об исполнении Рубцова на эстраде... Эстрада и Рубцов — вещи несовместимые...».
Но вернёмся к стихотворению В. Кокорина. Обращает на себя внимание заявленная бескомпромиссность поэта: «Он наш, Рубцов»!.. Но имеет ли она только тот смысл, что поэзия предшественника нашла продолжение в поэтах новых поколений, последующих за ним? Наверное, тут не только это. «Он наш, Рубцов!» — о тех, кто прошёл и идёт по «русскому пути»! Кто знает, что богатая история страны всегда подвергалась испытаниям на крепость духа, поэтому и нам достались «родственные муки» в личной судьбе каждого...
Но и важно другое: Рубцов видится В. Кокорину одним из символов, если хотите, «русского сопротивления»! Отсюда появляется и публицистически заострённый призыв: «Так будь же гордым, русский человек!» и береги свой родной язык, как основу национального самосознания. Очень своевременные слова поэта, нашего современника, живущего в Вологде в наши дни...
Да, пора остановиться.
А вывод такой: стихотворения, посвященные Николаю Рубцову, уже сейчас создают необыкновенный объём памяти о нём. Это, как «светлые звёзды», которые горят и горят, напоминая нам о том, что жил на вологодской земле человек по «фамилии Рубцов». Пусть так и будет!

Август 2011 года.
Вологда.

Комментариев нет:

Отправить комментарий